2016-04-14 20:34 Случайное знакомство. Блиндаж, буржуйка, тусклый свет.
Нас трое – я, мой случайный собеседник и котенок возле меня. Собеседник называл себя, но среди многих, вновь знакомых не запомнился именем. Запямятовал. Переспросить неудобно. Выкручиваюсь общаясь. Между нами табурет, он нам за стол.
На табурете чай, сгущенка. Моя работа в этом подразделении сделана, назад к моим, отвезут через час. Не спеша чаевничаем и болтаем о том, о сем.
– А ведь меня ровно год назад убили. – Обронил мой собеседник. Я поперхнулся. Скосил взгляд на наш табурет. Только чай и сгущенка. Никакого алкоголя. Мой собеседник выглядит вполне адекватным и, самое главное, достаточно живым и трезвым. Сидит, наблюдает за моей реакцией. Видно как глаза смеются. Веселый такой зомби.
– Меня еще мертвец сгущенкой не угощал, – пытаюсь чужой бред перевести на шутку. – Во-во, ты налягай. Я еще открою. Не стеснявайся. Это перекрученное «стеснявайся» улыбнуло. Я успокоился. Нормальный парень. Ляпнул такое, бывает.
Не хорошо на войне так о себе. Кабы я не был безбожником – перекрестился бы. Неверующим есть только одно средство: – Сплюнь трижды, – говорю, – такое мелешь. Парень смеется. Пригубил чай. Со смачно заразительным звуком приложился к дырочке в банке сгущенки. – Не веришь?
Сегодня ровно год как меня убили. Что за «нах»? Что же я такой «везучий»? Угораздило именно на его предложение повестись «скоротать время чаем с вкусностями». Чай хороший, сгущенки море, котенок замечательный. Но собеседник психический – зачем-то пытается убедить меня, что он с потустороннего мира. С сожалением смотрю на недопитый чай, на сгущенку, которой действительно море, на котенка, который мурлыкает под моей рукой. Как зовут собеседника? Забыл или не знал. Вроде назвал себя, да только пролетело имя мимо ушей.
Мимолетная встреча. Через час никогда больше не увидимся. Попил чаю… Эх… Только не «с вкусностями», а с бредом психического. Стал думать, может я какую работу у них в подразделении недоделал и срочно-срочно необходимо бежать из этого блиндажа наверстать упущенное. Дурдом сам по себе, а я отдельно. Думай голова, как не обидеть собеседника и свалить отсюда.
– Что ты куришь? Возьми лучше мои. – Нормальные курю. Ты просто послушай. У меня сегодня особенный день. Не хочешь – не буду рассказывать. Времени еще час. Чая с пол чашки, сгущенки море, котенок этот, с мурлыканьем. На верх, на верх из этого блиндажа. Там хорошо, там меня этот (как его?) не достанет своим бредом. – Раз начал – продолжай. Зачем я это сказал? Брякнул и сам на себя разозлился. Интеллигент чертов. Другой бы… Дурак. Быстрей бы машина. Увезите меня сейчас. Не хочу больше чаю. Заверните сгущенку с собой. Парень доволен. Кивнул. Снял с буржуйки чайник, долил воды в чашки. Сначала мне, затем себе. Гостеприимный такой. Вытащил здоровенный нож. Лихо покрутил его в ладони и с маху пробил дырку еще в одной банке сгущенки, затем еще одну дыру– для воздуха.
Залюбоваться: как ловко орудует ножом этот психический. Настроение уже ниже этого блиндажа. Эх. Небрежно держу кружку с горячим чаем перед собой. Если что – в психического кипятком и на выход. Мне на твой нож и на то что там у тебя? Контузия? Плевать. Мы выстоим. Но парень хозяйственно облизал кончик ножа, спрятал его в ножны и пододвинул банку ближе ко мне. Щедрый хозяин. Как же уйти, чтобы его не обидеть? – В четырнадцатом шустро наступали. Пока русские не влезли открыто, думали, что и войне через месяц конец.
Ох! Начал. Оглянулся на выход. Плевать, что воспитан – уйду. Пусть сам с собой разговаривает. Или с котиком этим. Котик хороший, кстати. – Мы тогда двумя взводами оврагами пробирались и вышли в тыл сепарскому блокпосту. Со своей тыльной стороны слабовато они укрепились. Присмотрелись и пошли в атаку. Пока они метались между укрытиями, пока в себя приходили, мы уже половину пути пробежали. Только тогда они отстреливаться начали. На бегу точно не выстрелишь, мы стреляли, чтоб не дать им хорошие позиции занять. Чтоб не стреляли по нам прицельно. Бежим так ладненько, в одну цепочку. Я вперед не вырываюсь, но обогнать себя не даю. Вровень со своими. Никто не скажет, что трус. Как стрелок я так себе. А на бегу совсем безнадега. Стреляю в ту сторону, что-то кричу. Ты ходил в атаку, поймешь.
– Не ходил. – Признался и так стыдно стало. Неполноценный я такой солдат. Не сложилось. – Еще сходишь, – успокоил меня. – Еще наступать придется. Увидишь. -Угу, – киваю. – Непременно схожу. Собеседник согласно кивает и продолжает:
– Так вот. Бежим, стреляем. Кричим чего-то. Те кое-как отстреливаться начали. Бестолково так, беспорядочно. Мы чуть прискорились. Орем во всю, я уже который магазин на автомате заменил, да сам знаю, что все что выстрелил мимо. Абы не поднялись, абы не смогли целиться. Меняю еще один магазин на ходу. Только поднял голову и вижу: летит в мою сторону трассер. Вижу откуда – вход в бетонное укрытие. Оттуда стреляет гадина. Трассер вжикнул и мимо пролетел. И еще несколько «вжиков». Очередью, гад по мне стрельнул. И все мимо. Я только выдохнул с перепугу. Страшное дело, когда в тебя летит. И ведь день уже, а заразу эту трассерную видать-таки. Ох он меня разозлил, этот сепар. Подал правое плечо вперед и прицелился в тот проем. Магазин полон, только перезарядил. Теперь этот гад мой. Уже не смотрю чтоб вровень с товарищами. Бегу что есть сил, кричу и еще не успел навести ствол, а уже начал в сторону того гада стрелять. Видел, как летят крошки с бетона от моих пуль. Совсем рядом. Еще немного, чуть довернуть и грохну его. Будет знать, как по мне…
Второй очередью попал он в меня. Стукнуло в грудь с левой стороны как молотом. Ноги еще бежали, но тело уже бросило назад. Подбросило и спиной о землю. Мой палец уже нажал на спуск. Пока падал, столько и стрелял. Только не в сепара, а в небо. Совсем чуть-чуть и я бы его…
Собеседник вытащил сигарету. Закурил и я. Котенок проснулся и ушел от нашего дыма подальше. Сигарета в руках у парня дрожит. Пытаюсь делать вид, что не смотрю на его руку с сигаретой, а он видит мой взгляд на его руку и пытается совладать с собой. – Шмякнулся я о землю спиной. Палец только тогда с курка соскочил и стрелять перестал. Боль напротив сердца неимоверная. Смотрю, а на левом краю у броника ткань разодрана и дырка во мне уже вся красная. В сердце, осознаю. Слабость по телу. Как раскорячило по земле – не пошевелишься.
Слышу крики: «Сифа убили», «Пипец вам, сволочи». Сиф – это я.
Верить не хотелось, но ребята врать не станут. Убили меня. Лежу умираю. По большому счету хорошая смерть – аккурат в сердце. Не мучиться. И хоронить есть что. Лучше, чем если снарядом разорвет. Это у меня мысль такая дурная. Взгляд от с дырки в себе отвел и вижу васильки прямо перед глазами. Красивые такие васильки. Самые красивые на свете. Так мне захотелось на своей могиле этих васильков!
Словами не передать.
Но ведь в атаке все. Никого рядом. Не скажу свою последнюю волю. А раньше и думать не мог, как хороши на могиле васильки. Жизнь прошла перед глазами. Как старики рассказывают. Враки думал. Но нет. С детского садика показ моей жизни начался, как с табурета прыгал и сломал. Не признался тогда воспитательнице. Грех. Осознал я тогда, что из-за этого табурета меня в Рай не возьмут. Все наши грехи записаны. Слеза пошла. От пули в грудь не заплакал. А за этот табурет, в детстве сломанный всплакнул. Странно так. Я ведь если есть шанс зло не сделать – этим шансом пользуюсь. Вернее пользовался. И вообще такой замечательный.
Смотрю на василек, себя жалею.
Жизнь дальше перед глазами. Хорошее также показывает, но там, где не очень в моих поступках, как-то ярче, заметней. Мне все стыдней и стыдней умирать. На василек, что перед глазами выползла божья коровка. Вылупилась на меня и замерла. «Как обидно», – думаю –«насекомое, да и василек этот. Которым жизни всего ничего не отмеряно, жить будут. А я, такой хороший (хоть и сломал табурет в детском садике) умру сейчас. И не просто умру, а еще и в Ад. За грехи мои тяжкие и за табуретку ту, в первую очередь. Будь она неладна. Обидно стало. Горько. Зубами скрип. Зло взяло, не передать словами. Эта божья коровка на васильке синем, на меня таращиться. Нагло так. Табурет в детском садике. Другие грехи за жизнь.
Мысли кувырком.
Хочется перед смертью о важном подумать. Но нет. Мысли путаются. Мечта была машину купить. Дурная мечта. Не может машина мечтой быть. Но дом не построил, сына нету. У меня и жены то нет для этого сына. Что жил, что даром. Пропала жизнь впустую. Коровка эта немым укором. Сидит на васильке и на меня своими глазами-бусинками. Обидно стало.
Умираю, а сепар этот значит еще жить будет. Меня в Ад черти, а он по моим товарищам стрелять. Никаких мыслей больше, лента жизни пролисталась и закончилась. Короткая такая жизнь. Зло, адреналин, зубами скрежет. К черту эту божью коровку, василек и табуретку. Психанул. Перекинулся на правое плечо. Левая рука – что ее нету. Правой закинул ремень автомата за магазин. Получился упор, как третья точка опоры. Спасибо товарищам, научили. Только у меня левая рука в недвиже. Нету трех опор. Только две опоры калашмату, спасибо ремню. Кое как поднялся на колени.
Только оказалось, что я спиной к вражинам. Не туда развернулся.
В голове туман, на коленях перебираю тело куда атаковали. Левая рука висит. Рукав мокрый. Противно. Правой упираю автомат в плечо, ремень за магазином дает опору. И перебираю коленями, перебираю. Разворачиваюсь. Вижу этот проем в их бетонное укрытие, дуло торчащее, лепестки огня оттуда. Мои товарищи уже пробежали метров двадцать вперед. Очень этому удивился. У меня вся жизнь перед глазами. Такая короткая жизнь. Мечту свою отменил и отбросил. Эти васильки, эта божья коровка. Этот табурет детсадовский. А всего метров двадцать пробежали. Но это такое, это не главные мысли. Я стоял на коленях с обвисшей рукой, и никак не мог приспособить автомат к плечу. Только когда отпустил курок и притиснул приклад к плечу, тогда легло как надо. Рукой вдоль автомата (не сбить бы) и снова на курок пальцем. Все что было в магазине я всадил в тот проем. Автомат заглох, а я все смотрел и смотрел. Огненный цветок с той стороны погас. Я не видел упавшего, но стрельба оттуда прекратилась.
Ни тела, ни упавшего ствола, но ЗНАЛ, что убит мой убийца.
Радость от осознания справедливого возмездия отняла у меня последние силы. Я снова завалился на землю, но на этот раз не на спину, а в бок. Уже васильки не различались. Видел только синие пятна. В мозг ворвалась последняя мысль: божья коровка – значит это знак Господа, что в Рай попаду.
Ведь она БОЖЬЯ. Простят мне этот табурет с детского садика. Простят. Мой собеседник умолк и снова закурил. Я забыл гладить котенка, и он обиженно ушел ближе к буржуйке.
– А дальше что? – Умер. Тьма.
Последняя мысль про эту чертову божью коровку. Не зря она ко мне подползла. Не зря. И удовольствие, глобальное удовольствие, что своего убийцу на тот свет вперед себя отправил.
Тихо так.
Еще видел синие пятна от васильков и они погасли.
Умер. – Но ведь ты сейчас передо мной!
– Дальше только со слов моих товарищей. Как взяли блокпост, как вернулись ко мне, как прощались с фуражками в руках, пока я не застонал. Перевязывали, что-то со мной делали. Говорили, что я все просил их о машине не мечтать и починить все табуретки в детских садиках.
Затем на отжатом борту с белым флагом к своим – иначе стрельнут.
Как долго доказывали своим, что свои. Этого не помню. Из своих воспоминаний только ангел в белом надо мной наклонился и шепчет, шепчет ласково. Я шире глаза открыл – так хотелось на ангела посмотреть такого доброго. – И как они, ангелы? – Сестричек в операционной видел? – Нет. – Это они.
Виталий Запека, батальон «Полтава» 2016
Шановним патріотам і тим, хто хоче підтримати Украіну !
Підтримай українский проект –лайк на сторінку!!!
Група УКРАЇНЦІ – ЄДНАЙМОСЯ! Фейсбук. Підтримай Украіну та Надію Савченко! Тисни лайк та поширюй!
POLITINFO https://www.facebook.com/politinfo.com.ua Підтримай Украіну та Надію Савченко! Тисни лайк та поширюй!
Попередня
